
ДИПЛОМАТИЯ КАК СТИЛЬ ЖИЗНИ
Клуб "Амбассадор56"
Общественное детское движение «Дипломаты будущего»
Клуб "Амбассадор56" изучает историю дипломатии в России
Древнерусское государство с IX века выступало в качестве активного участника международных отношений в Европе. Знаковым событием стало направление в 838 г. русского посольства в Константинополь с целью установления прямых контактов с Византией. Таким образом, Русь впервые была представлена при дворе византийского императора Феофила как самостоятельное государство. Заключение Договора «О мире и любви» с Византийской империей в 860 г. означало международное признание Руси. Это первый из известных в истории России договорно-правовых актов.
Со второй половины XI века единство внешней политики и дипломатии нашей страны было нарушено в связи с ее феодальной раздробленностью и татаро-монгольским нашествием. Наиболее влиятельные князья сами заключали международные союзы и осуществляли внешнеполитические связи. К XV веку, после свержения ордынского ига и укрепления централизованного русского государства со столицей в Москве, «удельная» дипломатия уступила место единодержавной.
По мере роста влияния Руси, московские князья активно развивали дипломатические отношения как странами Запада, так и Востока. Вопросами внешней политики занимались великий князь и Боярская Дума. В 1549 г. по распоряжению Ивана IV Посольский приказ возглавил один из наиболее образованных людей того времени – думный дьяк И.М. Висковатый. Персонал Посольского приказа составляли дьяки и подьячие (помощники, выполнявшие делопроизводственную работу). Структурно этот орган власти был разделен на три территориальных управления (повытья). Одно отделение отвечало за сношения с Европой, а два других — с восточными странами.
Подлинный прорыв дипломатия России совершила в период царствования Петра I. Эпоха его правления связана с внедрением западных новшеств в общественно-политическое устройство. Военные победы и экономические успехи способствовали тому, что Россия вошла в круг ведущих европейских держав. В декабре 1718 г. Посольский приказ был преобразован в Коллегию иностранных дел (КИД). 24 февраля 1720 г. был утвержден регламент нового органа. В основу КИД был заложен опыт системы госуправления шведского королевства. Систему приказов Петр I считал слишком неповоротливой. За время работы обновленного ведомства выросла плеяда талантливых дипломатов, заложивших основные принципы и традиции русской дипломатии на длительный период (Г.И. Головкин, Б.И. Куракин, П.П. Шафиров, А.И. Остерман, А.П. Бестужев-Рюмин, Н.И. Панин, А.А. Безбородко и др.).
XVIII век занимает особое место в истории внешней политики России. Российская государственность поднялась на новую ступень. Сформировались главные направления международной активности русского государства. Были заложены основы идеологии и традиций, которыми стали руководствоваться в том числе в XIX и начале XX века.
Блестящими дипломатическими победами ознаменовался век Екатерины II. Центр тяжести внешнеполитического курса страны был перенесен на решение черноморской проблемы. В результате двух войн и дипломатической борьбы Россия вышла широким фронтом к Черному морю, приобрела право проводить свои торговые суда через проливы Босфор и Дарданеллы, а также покровительствовать порабощенным Турцией христианским народам.
Военные и дипломатические усилия были направлены на создание обширного многонационального государства. В состав России вошли многие народы Восточной Европы, Кавказа, Средней и Центральной Азии. Россия укрепила свои позиции в Причерноморье, состоялось присоединение Крыма. Был завершен процесс воссоединения Украины и Белоруссии с Россией. Важные перспективные направления определились в Азии − движение как на восток (тихоокеанские исследовательские и промысловые экспедиции, основание Русской Америки), так и на юг. В Закавказье по Георгиевскому трактату 1783 г. царь Карталинский и Кахетинский Ираклий II признал покровительство и верховную власть России. Рост влияния империи в Европе и расширение ее владений в Азии и Северной Америке создавали предпосылки для превращения России в мировую державу. К концу XVIII в. задачи укрепления связей с государствами Центральной и Западной Европы, выхода к незамерзающим морям, утверждения великодержавного статуса страны были решены.
Манифест об учреждении МИД был подписан императором Александром I 20 сентября 1802 г. Однако процесс формирования нового исполнительного органа растянулся на 30 лет — КИД была упразднена только в 1832 г. МИД обладал более разветвленной, чем Коллегия, структурой. В составе министерства появилось несколько новых департаментов и десятки подразделений. В центральный аппарат входили Канцелярия, Департамент внутренних сношений, Азиатский департамент и Департамент личного состава и хозяйственных дел, Архивная служба, Комиссия по изданию государственных грамот и договоров. В 1839 г. штат центрального аппарата МИД насчитывал 535 человек. Однако в 1868 г. министр иностранных дел Российской империи Александр Горчаков провел реформу, сократив персонал в Петербурге до 134 чиновников. Впоследствии численность штата министерства вновь начала расти.
В период наполеоновских войн российская дипломатия руководствовалась задачей создания антифранцузских коалиций и сокрушения империи Бонапарта. Победа России в Отечественной войне 1812 года и ее участие в освобождении европейских стран имели огромное международное значение для укрепления международного влияния нашей страны. Итог длительному периоду европейских войн подвел Венский конгресс (1814-1815 гг.), заложивший основы новой, «венской системы» международных отношений, ведущую роль в которой, благодаря своим военным и дипломатическим успехам, играла Россия. В последующие годы российская дипломатия приложила большие усилия для поддержания сложившегося баланса сил на европейской арене, а также защиты прав христианских народов Османской империи и расширения своего политического влияния на Балканах посредством поддержки борьбы этих народов за освобождение и создание национальных государств.
Благодаря успехам дипломатов к началу Первой мировой войны Россия поддерживала дипломатические отношения с 47 странами и имела более 200 представительств за рубежом.
После Октябрьской революции 1917 г. декретом II Всероссийского съезда Советов был образован Народный комиссариат по иностранным делам РСФСР во главе со Л.Троцким. В 1918 г. на этом посту его сменил Г.Чичерин.
В 1923 г. в связи с образованием Советского Союза ведомство было преобразовано в Народный комиссариат по иностранным делам СССР (с 1936 г. — Народный комиссариат иностранных дел, НКИД).
В 1920-х гг. Комиссариат провел большую работу по выводу Советской России из политической изоляции. Россия участвовала в Генуэзской и Лозаннской конференциях, заключила Рапалльский договор с Германией. В 1924 г. началась «полоса признания» СССР – были установлены дипотношения с Великобританией, Францией, Италией, Норвегией, Австрией, Швецией, Грецией, Данией, Японией, Китаем, Мексикой. Развивались отношения со странами Востока. В 1921-1927 гг. были заключены договоры с Афганистаном, Турцией, Ираном и др.
К 1925 г. СССР поддерживал дипотношения с 22 государствами мира.
В 1934 г. при Народном комиссариате иностранных дел был создан Институт по подготовке дипломатических и консульских работников с двухлетним сроком обучения, в 1939 г. Институт был переименован в Высшую дипломатическую школу (ныне – Дипломатическая академия МИД России).
В октябре 1944 г. на базе Международного факультета МГУ была создана вторая кузница отечественных дипломатических кадров – Московский государственный институт международных отношений (МГИМО).
В годы Второй мировой войны советская дипломатия проводила линию на создание и укрепление антифашистской коалиции, участвовала в разработке всех основополагающих межсоюзнических документов. На заключительном этапе войны внешнеполитическому ведомству под руководством В.М. Молотова принадлежала значительная роль в налаживании отношений с освобожденными государствами Европы, восстановлении мира в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Советская дипломатия внесла значительный вклад в создание Организации Объединенных Наций.
В этой связи значительно возросло количество стран, с которыми Советский Союз установил дипломатические отношения – с 28 в 1941 г. до 41 в мае 1945 г.
В марте 1946 г. внешнеполитическому ведомству СССР было возвращено его прежнее название – Министерство иностранных дел.
Сложившаяся к середине 1950-х годов структура МИД сохранялась без существенных изменений до 1986 г. Министром иностранных дел СССР с февраля 1957 года по июль 1985 г. являлся видный советский дипломат А.Громыко.
В ноябре 1991 г. было принято решение о преобразовании МИД в Министерство внешних сношений (МВС) СССР с одновременной передачей ему функций Министерства внешнеэкономических связей.
После распада Советского Союза МВС СССР прекратило свою деятельность как орган государственного управления. Его правопреемником стало Министерство иностранных дел Российской Федерации, которое в разные периоды возглавляли Е.М. Примаков, И.С. Иванов и С.В. Лавров (с 9 марта 2004 г. по настоящее время).
Основу дипломатических кадров МИД всегда составляли яркие представители интеллектуальной и творческой элиты. В частности, на дипломатической службе состояли классики русской литературы: Александр Сергеевич Грибоедов (глава посольства в Тегеране), Константин Николаевич Батюшков (сотрудник дипмиссии в Италии), Федор Иванович Тютчев (внештатный атташе в Мюнхене), Алексей Константинович Толстой (сотрудник русской миссии при германском сейме).
ФАКТЫ О ДИПЛОМАТИИ
Слово «дипломат» в переводе с древнегреческого означает «сложенный вдвое» (имелся в виду письменный документ). С развитием дипломатии как профессии появилось переносное значение — тот, кто добивается своей цели, искусно общаясь с людьми, разрешая конфликты мирным путем, обходя «острые углы».
О празднике дипломатов России
День дипломатического работника был учрежден в 2002 году, по указу президента России Владимира Путина. Именно на 10 февраля 1549 года приходится самое раннее упоминание Посольского приказа — предшественника современного МИД.
В этот день в МИД проходит торжественное собрание, на котором с приветственным словом выступает министр и представители других государственных структур, а ветераны и сотрудники дипломатической службы отмечаются наградами.
О дипломатическом признании
Самый ранний из договорно-правовых актов, договор «О мире и любви» с Византийской империей 860 года, не только ознаменовал сближение с Царьградом и приблизил принятие христианства на Руси, но и впервые официально вывел страну на дипломатическую арену, обеспечив ей международное признание.
О первом главе Посольского приказа
Первого «министра иностранных дел» казнил царь, который его и назначил. В 1549 году Иван Грозный передал в ведение подьячего Ивана Михайловича Висковатого, впоследствии думного дьяка, все «посольское дело». Так было положено начало Посольскому приказу. Однако в 1570 году Висковатый был казнен по подозрению в государственной измене по поручению царя.
О первом официальном визите главы российской дипломатии
Копенгаген стал первой иностранной столицей, посещенной главой российской дипломатии Висковатым в 1562 году. В том же году был заключен первый договор, подписанный главой «предка» современного МИД, — договор «О вечной дружбе между Россией и Данией».
О загранучреждениях и иностранцах на службе российской дипломатии
Вплоть до правления государя всея Руси Василия III в качестве послов направлялись преимущественно иностранцы, состоящие на царской службе. Со временем их стали заменять на русских. Что касается постоянных диппредставительств, то до 1699 года их существовало всего два: в Швеции и Польше. А к началу Первой мировой войны количество постоянных загранучреждений выросло до 200.
О рекорде и антирекорде нахождения на посту главы МИД
Почти за полтысячи лет истории российское внешнеполитическое ведомство сменило 54 руководителя. Рекорд нахождения на посту принадлежит Карлу Васильевичу Нессельроде, который возглавлял МИД на протяжении 40 лет, с 1816-го по 1856 год.
Антирекорд — два месяца — принадлежит министру иностранных дел Временного правительства России Павлу Николаевичу Милюкову (март—май 1917 года).
О современном состоянии министерства
Современное Министерство иностранных дел — организация, состоящая из трех десятков департаментов. В МИД работает более 10 тыс. сотрудников, от дипломатов до водителей. Величественное главное здание МИД, находящееся на Смоленской-Сенной площади в Москве, было построено в 1953 году.
ИЗ ЖИЗНИ ДИПЛОМАТОВ

ПОДАРОК ПОСЛА И ЛЬСТЕЦЫ

ОСТРЯК И ПРУССКИЙ ПРИНЦ

ОЗЛОБЛЕННЫЙ АДМИРАЛ И ЯЗВИТЕЛЬНЫЙ ДИПЛОМАТ
Особенности политической культуры дипломатов в XIX веке
Российские дипломаты к XIX веку сформировали устойчивую относительно закрытую группу государственной элиты, политическая культура которой имеет глубокие корни. Для того чтобы укрепить свой статус на дипломатическом поприще, необходимо было неукоснительное соблюдение норм и практик политической культуры. Именно особенности политической культуры являются детерминирующими при характеристике дипломатической службы тех времен. Поскольку правила поведения дипломатов и традиции их продвижения по службе не были по большей части официально регламентированы, и доступ к этой группе политической элиты был едва ли возможен, анализ специфики политической культуры российской дипломатии XIX века возможен посредством изучения переписки государственных деятелей, имевших представление о сфере внешних отношений благодаря своей службе.
К числу таких государственных деятелей относится так называемая флорентийская ветвь Демидовых, представители которой состояли на службе в дипломатических миссиях России в Италии (и особенно во Флоренции и Тоскане), переписывались с А.М. Горчаковым, Г.П. Волконским, представителями зарубежной политической элиты. Так в чем же состоят особенности политической культуры дипломатии XIX века?
Специфика политической культуры российской дипломатии XIX века проявляется в таких аспектах, как правила поведения по отношению к другим представителям этой группы элиты и во внешних отношениях; церемониал присвоения и признания пожалованных титулов; практика продвижения по карьерной лестнице на дипломатическом поприще.
В рамках первого аспекта, правил поведения дипломатов, можно выделить две составляющие: формальную и содержательную. Формальная заключается в необходимости точного указания статуса (его или ее превосходительство, величество, высочество — Son Excellence, Eccellenza, Altesse, Altezza, Majeste, Maesta, однако можно ограничиться двумя заглавными буквами, обозначающими статус — S. E., S. M.), дворянских титулов (барон, маркиз, граф, князь (price, principio)) и титулов, полученных по службе (господин статский советник, камергер, канцлер, кавалер ордена), использовании формул вежливости из деловой практики Франции. Знание языка и традиций той страны, где дипломат нес службу, к числу обязательных требований не относилось.
Содержательная составляющая заключается в том, чтобы выполнять возложенные обязанности, поручения и делать все, что возможно, в интересах государства, содействовать достойному представлению России на международной арене. Однако нельзя было вмешиваться в то, как другие исполняют возложенные задачи, даже если складывалось впечатление, что у других служащих получается выполнить ту или иную миссию не лучшим образом. Так, в одном из писем Г.П. Волконский журит А.Н. Демидова за то, что тот препятствовал по дипломатическим каналам публикации российских дипломатов во французской прессе, поскольку полагал, что у него получилось бы лучше, и уточняет: «Ты не должен стеснять господ Дюрана, Швейцера, Толстого и компанию в том, что они должны делать в прессе в соответствии с инструкциями, которые им отправляют; что любое действие с твоей стороны в этом контексте будет воспринято как противное намерениям нашего правительства; и наоборот, любое благожелательное действие с твоей стороны, нацеленное на то, чтобы облегчить этим господам и графу их усилия в прессе, будет воспринято здесь положительно и тебе будут очень признательны» [1, д. 229, л. 40 об.].
При этом представление и защита интересов российских дипломатов во внешних отношениях осуществлялись исключительно через канцлера, министра иностранных дел. Именно он представлял российскому императору любое назначение на дипломатический пост. Так, именно А.М. Горчаков представил меморандум в обоснование прав Анатолия и Павла Николаевичей Демидовых на наследство оставшегося после смерти И.Н. Романовича (воспитанника их отца Н.Н. Демидова) имения Лимонии в Тоскане на аудиенции у Великого герцога Тосканского [2, д. 11, л. 71, 86]. Также именно А.М. Горчаков направил в июле 1855 г. письмо А.Н. Демидову от своего имени с поздравлениями с присвоением второму титула действительного статского советника [3, д. 223, л. 6 об—7]. А.М. Горчаков также лично ходатайствовал перед российским императором о том, чтобы А.Н. Демидова назначили корреспондентом Департамента по проблемам Азии (фр. Departement asiatique) МИД Российской империи.
В отношении присвоения титулов в сфере внешних отношений следует отметить, что в XIX в. все без исключения дипломаты были дворянами, фамилии которых вписаны в Общий гербовник дворянских родов Всероссийской империи [4]; по истечении нескольких лет службы (или ранее, за особые заслуги перед отечеством, такие как пожертвования на нужды войны, благотворительность) присваивался очередной титул — статский советник, действительный статский советник, камергер. Кроме того, российские дипломаты получали также почетные титулы и от иностранных государств, которые не всегда признавались в Российской империи. Так, А.Н. Демидов сначала в качестве графа, затем и князя был вписан в Золотую книгу дворянских родов Флоренции и Тосканы, за создание в имении Сан-Мартино музея Наполеона I получил титул кавалера легиона чести, что было признано в Российской империи и включено в его формулярный список [2, д. 11, л. 89—96]. Когда Е.П. Демидов в 1890 г. подал прошение императору России Александру III с просьбой признать заслуженный его отцом титул князя Сан-Донато в России, то получил отказ [5, д. 21, л. 6—7].
Следует отметить, что продвижение по дипломатической службе было очень медленным и затрудненным. Изначально можно было получить только должность секретаря посольства. Чтобы добиться поста выше секретаря, кроме выполнения поручений в интересах России (желательно было состоять на государственной службе в одном из российских ведомств), необходимо было заручиться поддержкой главы того подразделения МИД, в котором хотелось бы служить. Для этого нужно было содействовать успеху ведомства в одном из проектов (или его руководителя лично) [6, с. 181; 7, с. 210].
Таким образом, политическая культура российской дипломатии XIX в. отличается такими особенностями, как строгая регламентация всех сторон жизни и поведения дипломатов; внимание к почетным знакам, знакам отличия и процедуре их получения как элементам статуса государственного деятеля и основания для продвижения по службе; неукоснительное следование иерархии в первую очередь дворянских титулов и во вторую званий, полученных в процессе службы; обилие правил, затрудняющих продвижение по карьерной лестнице (и поэтому чаще всего более высокий пост можно было получить только после смерти предшественника) и барьеров, препятствующих увеличению числа дипломатов; требование к знанию французского языка, независимо от места несения службы и традиций документооборота Франции.
К первой четверти XIX в. Демидовым удалось наладить связи с представителями влиятельных дворянских родов России и Европы, что позволило им привести свое поведение в соответствие с традициями политической культуры российской дипломатии, однако больших высот им добиться не удалось из-за барьеров, затрудняющих продвижение по службе. Однако их переписка позволяет изучать особенности политической культуры российской дипломатии, выявить которые сложно из-за закрытости этой группы элиты, и понять специфику политической культуры современной не менее закрытой российской дипломатии.
Список источников
Государственный архив Свердловской области (ГАСО). Ф. 102 «Демидовы, горнозаводская династия». Оп. 1. Д. 299. Л. 40 об.
Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 1267 «Демидовы, государственные деятели и владельцы имений». 1724-1920 гг. Оп. 13. Д. 11. Л. 89-96.
ГАСО. Ф. 102. 1715-1919 гг. Оп. 1. Д. 223. Л. 6.
Демидов — Гербы дворянских родов Всероссийской империи // Общий гербовникъ дворянскихъ родовъ Всероссийсия имперш. URL: https://clck.ru/sEzTy (дата обращения: 08.04.2022).
РГАДА. Оп. 13. Д. 21. Л. 6-7.
Ауров О. Дипломатия у Святых мест // Свободная мысль. 2014. № 3 (1645). С. 209-214.
«Среди русских дипломатов». Из воспоминаний русского корреспондента в Риме // Ежегодник Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына. 2016. № 6. С. 176-20
Источник: Вербицкая Т.В. Особенности политической культуры дипломатов в XIX в. (по материалам переписки Демидовых с влиятельными государственными деятелями). Государственный архив Свердловской области, Екатеринбург, Россия. 2022 г.
ПОСЛЕДНИЙ КАНЦЛЕР РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
Александр Михайлович Горчаков (1798-1883) был тем человеком, который непосредственно влиял на международные отношения Российской империи в XIX веке. При его участии менялись границы, росли, враждовали и мирились государства. Кроме того, он был другом Пушкина и товарищем Бисмарка.
Александр Горчаков родился в старинной дворянской семье, происходившей из ярославских князей-рюриковичей. Получив хорошее домашнее образование, он блистательно сдал экзамен и был принят в Царскосельский лицей. Это был первый набор учебного учреждения, в который попали в будущем виднейшие люди своего времени. Одним из друзей Горчакова по лицею был Пушкин, написавший о товарище «питомец мод, большого света друг, обычаев блестящих наблюдатель». За свое чрезмерное усердие и честолюбие Саша Горчаков в лицее получил прозвище «франт». Либеральная лицейская атмосфера воспитала в будущем дипломате ценные качества, сказавшиеся в будущем на его внутри и внешнеполитических убеждениях. Ещё в лицее он ратовал за введение и распространение гражданских прав и свобод и ограничение крепостного права.
Уже в лицее Горчаков знал, чего он хочет и уверенно метил в дипломатическую службу. Он был прекрасно образован, отличался великолепным знанием нескольких языков, остроумием и широтой кругозора. Кроме того, юный Горчаков был чрезвычайно честолюбив. Уже в возрасте двадцати одного года он состоял при графе Нессельроде на конгрессах в Тропау, Любляне и Вероне. Карьера Горчакова развивалась стремительно.
В 1838 году Горчаков ненадолго оставляет дипломатическую службу. Это был поступок с одной стороны вынужденный, с другой — добровольный и осмысленный. В карьерные планы Горчакова вмешалась любовь. Будучи посланником в Вене, Горчаков полюбил племянницу своего начальника Дмитрия Татищева. Тогдашний властелин австрийской политики, знаменитый князь Меттерних не любил Горчакова и всячески старался рассорить Татищева с его будущим зятем. Впрочем, и сам Татищев не хотел отдавать свою дочь за Горчакова, не обладавшего в то время приличным состоянием. Дипломату было предложено либо отказаться от поста, либо отказаться от планов женитьбы. Горчаков, несмотря на свое завидное честолюбие, ушел в отставку и женился на Марии Урусовой (по прошлому браку – Пушкиной). Позже, благодаря связям жены, Горчаков возобновил картеру, но сам эпизод был показателен: как ревностно ни относился князь к своей службе, любовь он ставил на первое место.
Основные достижения Горчакова в дипломатической службе связаны с его работой по улаживанию международной политики после Крымской войны, поражение России в которой поставило страну в невыгодное и даже зависимое положение. Международная ситуация в Европе после войны изменилась. Распался Священный союз, в котором Россия занимала ведущую роль и страна оказалась в дипломатической изоляции. По условиям Парижского мира, Российская империя практически утратила Черное море, потеряла возможность размещать там флот. Согласно статье «о нейтрализации Черного моря», южные границы России оставались обнаженными.
Горчакову необходимо было срочно менять ситуацию и предпринимать решительные шаги по изменению международной ситуации. Александр Михайлович решается пойти на сближение с Францией. Это было вызвано общими интересами двух стран на Балканах, а также конфронтацией с Англией. Россия и Франция оказали поддержку Сербии и Черногории в войне с Турцией, а также участвовали в объединении Малахии и Молдавии, в результате которого образовалась Румыния, находившаяся под фиктивным протекторатом Турции.
Сближение с Францией не привело Россию к главной цели, которую ставил Горчаков. Он понимал, что главной задачей его деятельности после Крымской войны должно стать изменение условий Парижского мира, особенно в вопросе нейтрализации Черного моря. Российская империя по-прежнему находилась под угрозой. Горчакову было необходимо искать нового союзника. Таким союзником стала набирающая влияние в Европе Пруссия. Горчаков решает сделать «ход конем» и пишет циркуляр, в котором в одностороннем порядке разрывает договор Парижского мира. Свое решение он основывает на том, что остальные станы не соблюдают условий прежних договоренностей. Пруссия поддержала Российскую империю, она уже имела достаточный вес, чтобы влиять на международную ситуацию.
В октябре 1870 года, когда поражение французов в войне с Пруссией стало неизбежным, Горчаков известил европейские державы о том, что Россия более не считает себя связанной ограничениями, касающимися права иметь военный флот на Черном море. Великобритания была в ярости, но составить антирусскую коалицию в Европе в этот момент не представлялось возможным. Лондонская конвенция 1871 года окончательно вернула России право на Черноморский флот.
Позднее отношения России и Пруссии были разлажены. Бисмарк, набрав политический и военный вес, больше не нуждался в сильной Российской империи, и между странами назревала дипломатическая конфронтация. Последним аккордом карьеры Горчакова стал Берлинский конгресс, на котором решалась судьба балканских народов и определялись границы европейских государств. С тех пор он уже почти не принимал участия в делах, хотя и сохранял почетный титул государственного канцлера. Министром он перестал быть даже номинально с марта 1882, когда на его место был назначен Н.К. Гирс.
Скончался Александр Михайлович Горчаков в Баден-Бадене, последним из лицеистов своего набора. Погребен в фамильном склепе на кладбище Сергиевой Приморской пустыни. После прошедших по кладбищу советских бульдозеров, место захоронения Горчаковых удалось найти, по свидетельству известного питерского археолога В.А. Коренцвита, инициатора нескольких раскопок в Пустыни, только с помощью одной сохранившейся фотографии. Этому предшествовало участие Е.В. Примакова и правительственное постановления за подписью В.С. Черномырдина об увековечивании памяти великого дипломата в связи с его 200-летием. Памятник канцлеру Горчакову был восстановлен в 1998 году.
Великие дипломаты прошлого
Семен Воронцов
Древний род Воронцовых дал России целую плеяду государственных деятелей, в том числе и дипломатов. Семен Романович Воронцов, в юности едва не поплатившийся головой за поддержку Петра III во время переворота 1762 г., в 1784 г. стал послом России в Англии и в этой должности добился немалых успехов. Воронцову удалось не допустить английского вмешательства в русско-турецкий конфликт, восстановить торговые связи с Лондоном. Семен Воронцов был одним из тех немногих русских дипломатов, которые умели строить русско-английские отношения без ущерба для российских интересов.
В 1802 г. внешняя политика России и вовсе стала «семейным делом» Воронцовых, после того как император Александр I назначил первым министром иностранных дел России брата Семена, Александра Воронцова. Братья Воронцовы сориентировали внешнюю политику России на союз с Англией и Австрией против наполеоновской Франции. Однако смерть Александра Воронцова не позволила этим планам реализоваться в полной мере. Семен Воронцов, тяжело переживавший кончину брата, в 1806 г. подал в отставку, но остался в Лондоне, до самой своей смерти в 1832 г. будучи агентом русского влияния при дворе английского монарха.
Карл Нессельроде
Карл Васильевич Нессельроде дольше всех в истории отечественной дипломатии занимал пост министра иностранных дел, почти 40 лет. Назначенный на эту должность в 1816 г. при Александре I, Нессельроде стал олицетворением политики превращения России в «европейского жандарма», которая достигла своего пика в период правления Николая I. Консервативные взгляды Нессельроде, его неприятие любых революционных изменений во многом связаны с влиянием главы австрийской дипломатии Клеменса фон Меттерниха, знакомство с которым перешло в близкую дружбу.
Николай I разделял консервативные устремления Нессельроде, что вылилось в отправку русских войск на подавление венгерского восстания 1848–1949 гг. Однако политика, направленная на сохранение незыблемости европейских монархий, в итоге привела к Крымской войне 1853–1856 гг., в которой Россия оказалась вынуждена сражаться в одиночку с крупнейшими державами Европы.
Александр Горчаков
Александр Михайлович Горчаков стал главой министерства иностранных дел Российской империи в момент поражения России в Крымской войне и был вынужден лично принимать тяжелые условия Парижского трактата. Главной задачей своей деятельности Горчаков считал сдержанность на внешней арене, избежание любых конфронтаций, которые могли бы помешать внутренним преобразованиям, начатым императором Александром II, а также постепенное освобождение России от условий Парижского договора.
Благодаря личным хорошим отношениям с Отто фон Бисмарком, Горчакову удалось осуществить сближение с Пруссией. Эти близкие отношения помогли обоим государствам: Пруссия смогла завершить процесс объединения германских земель и создания Германской империи, а Россия сняла с себя бремя Парижского трактата. Однако политика сдержанности повредила России после Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.
Сергей Витте
Сергей Юльевич Витте, не будучи дипломатом, отметился одним из самых крупных успехов за всю историю отечественной дипломатии. После поражения в Русско-японской войне 1904–1905 гг. император Николай II поручил Витте возглавить русскую делегацию на мирных переговорах.
В итоге Витте добился почти невозможного — несмотря на поражение в войне и давление со стороны США и Великобритании, Россия отклонила большинство предъявляемых ей требований. В частности, Витте удалось избежать уплаты Японии контрибуции, за счет которой Токио планировал компенсировать расходы, понесенные в военный период. Более того, благодаря Витте, Россия, согласно Портсмутскому мирному договору, оставила за собой северную часть Сахалина, хотя к моменту окончания боевых действий Япония оккупировала весь остров.
Георгий Чичерин
Формально Георгий Михайлович Чичерин не был первым главой советской дипломатии, однако фактически дипломатическое ведомство Советской России стало строиться именно после того, как наркомом иностранных дел стал он. На его долю пришлась чрезвычайно нелегкая работа по выводу страны из международной изоляции. Еще не будучи главой наркомата иностранных дел, Чичерин в марте 1918 года подписал Брестский мир, положивший конец участию России в Первой мировой войне.
Затем в 1921 году он заключил международные договоры с Турцией, Ираном и Афганистаном, а годом позже пробил брешь и в европейской изоляции страны, во время Генуэзской конференции подписав Раппальский договор с Германией.
Максим Литвинов
Максим Максимович Литвинов, один из первых советских дипломатов, активно работавших на международной арене, возглавил народный комиссариат иностранных дел СССР в 1930 году. Именно на период его руководства пришлось окончательное признание Советского Союза странами Запада, включая Соединенные Штаты Америки, а также вступление СССР в Лигу Наций. Если задача встраивания Советского Союза в систему международных отношений была решена успешно, то системы коллективной безопасности в Европе, в поддержку которой высказывался Литвинов, создать не удалось. Провал попыток создания военно-политического союза с Англией и Францией привел к отставке Литвинова с поста наркома.
Свою деятельность по созданию антигитлеровской коалиции Литвинов возобновил уже в более низкой должности после начала Великой Отечественной войны.
Александра Коллонтай
Александра Михайловна Коллонтай стала первой в истории мировой дипломатии женщиной-послом, на протяжении 15 лет возглавляя посольство СССР в Швеции. До этого, начиная с 1923 г., было несколько лет работы полпредом в Норвегии и Мексике, где Александре Коллонтай удалось добиться значительного улучшения двусторонних отношений. За время работы послом в Швеции Александра Коллонтай смогла снизить и нейтрализовать влияние в этой стране гитлеровской Германии, а через нее воздействовать и на Финляндию, в годы Великой Отечественной войны являвшуюся союзником Гитлера. Большая заслуга Коллонтай есть и в переговорах о выходе Финляндии из войны в 1944 г.
Андрей Громыко
Андрей Андреевич Громыко возглавлял МИД СССР на протяжении без малого 30 лет, в период наибольшего могущества нашей страны в XX веке, ее превращения в «сверхдержаву». В историю мировой дипломатии Громыко вошел как «Господин Нет» — это прозвище он получил от западных коллег и журналистов за жесткое отстаивание советской позиции по различным международным вопросам.
Еще в конце 1940-х гг. Громыко был одним из создателей Устава ООН, а в бытность главой МИД СССР подготовил ключевые договоры по разоружению, такие как договор 1963 г. о запрещении ядерных испытаний в трех средах, договор 1968 г. о нераспространении ядерного оружия, договоры по ПРО 1972 г., ОСВ-1, а также соглашение 1973 г. о предотвращении ядерной войны.
Пожалуй, ни один из российских и советских дипломатов не имел такого авторитета в народе, какой имел Андрей Громыко. Это, безусловно, объяснялось крепостью позиций страны на внешнеполитической арене во времена Громыко.
Как стать дипломатом в XIX веке?
(по материалам переписки Григория Петровича Волконского и Анатолия Николаевича Демидова)
Российский дипломат, действительный статский советник, гофмейстер Григорий Петрович Волконский и Анатолий Николаевич Демидов были друзьями с детства, помогали друг другу, поддерживали, давали мудрые советы.
Когда Григорий Петрович приезжал в Италию, он всегда останавливался в Сан-Донато, и точно также желанным гостем в доме Григория Петровича в Санкт-Петербурге был Анатолий Николаевич Демидов. Именно поэтому их письма друг другу, которые находятся на хранении в РГАДА и ГАСО, очень откровенные, без обиняков, но всегда проникнутые глубоким чувством дружбы, сохранившейся на многие годы.
В одном из писем от 22 декабря 1838 года (архивный шифр: Ф. 102. Оп. 1 Д. 299. Л. 63–84), в ответ на просьбу А.Н. Демидова посодействовать ему в получении одного из освободившихся дипломатических постов (советника посольства в Париже или Лондоне, поверенного в делах в Брюсселе или служащего в Министерстве иностранных дел в Неаполе) Г.П. Волконский прямо говорит, что несмотря на глубокую образованность, тонкость и интеллигентность Анатолия Николаевича, его слишком прямолинейный и непосредственный характер не позволит ему быть успешным на дипломатическом поприще, и, кроме того, описывает, как происходит повышение по карьерной лестнице в этой сфере. Итак, как же стать дипломатом в XIX веке?
Обязательными условиями для того, чтобы стать российским дипломатом в XIX веке был дворянский титул (желательно потомственное дворянство) и великолепное знание французского языка и дипломатического этикета; знание языка той страны, в которой планировалось несение службы в интересах российского государства, не являлось обязательным требованием.
Изначально можно было получить только должность секретаря посольства. Вот как описывает распорядок дня такого служащего Г.П. Волконский: «Они встают в 11 часов, с полудня до 2-3 часов они копируют депеши; потом они прогуливаются; после ужина они идут на спектакль, на бал, на игру, к девочкам, и так далее. Редко в высоких кругах, где есть договоренности с влиятельными людьми в политике страны, где расположена миссия, для них есть предмет, который может вызвать у них умеренное любопытство; и на следующий день они снова начнут вести тот же бестолковый образ жизни, фривольный и со злоупотреблениями». Такой пост легко получали дети действующих дипломатических работников; еще один легкий путь – удачная женитьба. Брачная дипломатия в помощь дипломатической службе! Если таких родителей и супруги не было, то нужно было сначала доказать свое рвение защищать интересы России за рубежом. Так, Анатолий Николаевич Демидов несколько лет по поручению российского правительства курировал публикации, посвященные России в парижской прессе, а также сам был автором заметок, посвященных проблемам всеобщего образования в России. Однако, как указал Г.П. Волконский, быть только журналистом не комильфо для дворянина и нужно состоять на государственной службе.
Чтобы получить пост выше секретаря, кроме выполнения поручений в интересах России (желательно нахождения на государственной службе в одном из российских ведомств), нужно было получить поддержку главы ведомства, в котором хотелось бы служить. Для этого нужно было принять меры по содействию успеху ведомства в одном из проектов (или его руководителя лично). Так, Г.П. Волконский рекомендовал А.Н. Демидову стать постоянным корреспондентом в Департаменте по проблемам Азии (Département asiatique) МИД России и сделать Льву Семавину, главе ведомства, подарок – помощь в опубликовании китайско-российского словаря с переводом на французский язык и латынь.
Чаще всего продвижение по службе возможно было только после отставки или смерти того, кто занимал этот пост ранее. Так, Лев Семавин стал руководителем Департамента по проблемам Азии МИД РФ после смерти Родофиникина. Осложнило продвижение по карьерной службе для служащих и мнение Николая I о том, что молодые дипломаты не проявляют большого старания и инертны [fainéants]. Г.П. Волконский указывает, что, когда однажды российский император спросил у госпожи Смирновой о службе ее мужа и получил ответ, что он секретарь в одном из посольств, он заметил, что не достойно быть fainéant и нужно поступить на службу в одном из ведомств внутри страны. И это при том, что российская дипломатия делала поразительные успехи! И, как мы знаем из послужного списка Анатолия Николаевича Демидова, его такие сложности не остановили.
Анатолию Николаевичу Демидову удалось преодолеть все эти перипетии и сложности; он не только получил дипломатический пост, не только добился повышения по службе, но и удостоился орденов и медалей, как в России, так и во Франции и Италии. Как говорится, per aspera ad astra et ad memorium!
С текстом указанного письма Григория Петровича Волконского и Анатолию Николаевичу Демидову и его переводом на русский язык можно ознакомиться на сайте История рода Демидовых в архивных документах: https://документы.демидовы.рус/archive/show/1513/.
С биографией Анатолия Николаевича Демидова можно ознакомиться на нашем сайте — https://vekavrory.ru/demidovy/anatole-demidoff/.
Александр Грибоедов: поэт и дипломат
Александр Грибоедов — настоящий «универсальный человек» своего поколения. Его интересы были крайне широки и разнообразны — он занимался лингвистикой, историей, экономикой, политикой и литературой. В памяти соотечественников он остался в первую очередь как автор комедии «Горе от ума», цитаты из которой прочно укоренились в русской культуре.
Грибоедов принадлежал к богатому дворянскому роду. Родители не жалели денег на его воспитание и приглашали к сыну лучших учителей того времени. Мальчик проявлял необычайные интеллектуальные способности. С детства он играл на фортепиано и арфе, писал музыку и стихи. Уже в шесть лет Грибоедов свободно говорил на трех иностранных языках, а еще через пять уверенно владел шестью — английским, немецким, французским, итальянским, греческим и латынью. Это позволило ему в 11 лет поступить в Московский университет, который он через полтора года окончил со степенью кандидата словесности. Уже став взрослым, Грибоедов выучил еще несколько языков — арабский, турецкий, грузинский и персидский.
После окончания университета он продолжил занятия со своим бывшим деканом Иоганном Буле и через два года решил вернулся в альма‑матер — уже на этико‑политический факультет, который окончил со степенью кандидата права. После этого юноша остался в университете, чтобы изучать естественные науки.
Во время Отечественной войны Грибоедов записался добровольцем в Московский гусарский полк. Однако поучаствовать в боях ему не довелось — французская армия к тому моменту уже отступала. После окончания войны он в течение трех лет оставался на военной службе, во время которой занимался творчеством. Затем Грибоедов переехал в Санкт‑Петербург, где с головой окунулся в светскую жизнь — общался с декабристами, литераторами и театралами. В этот период он переделал комедию популярного французского драматурга Крезе де Лессера, которую затем поставили придворные актеры Петербургского театра. Также он работал в соавторстве и над другими пьесами.
Спокойная жизнь Грибоедова в столице омрачила печально известная четверная дуэль. Приятель писателя Василий Шереметев приревновал балерину Авдотью Истомину к другому его приятелю Александру Завадовскому, которого вызвал на дуэль. Секундантом последнего стал Грибоедов, который после поединка должен был стреляться с секундантом Шереметева Александром Якубовичем.
Завадовский застрелил Шереметева, поэтому дуэль между Якубовичем и Грибоедовым отложили. Якубовича сослали на Кавказ, а Грибоедова, после вмешательства его родителей, отправили в российское посольство в Персии. Завершился же поединок через год в Тифлисе. Якубович со словами: «Не играть тебе на пианино, Саша» выстрелил в руку писателя, повредив ему мизинец. Тот не стал убивать противника, хотя, согласно дуэльному кодексу, имел право стрелять почти в упор.
Следующие полтора года Грибоедов служил в Персии. Обстановка на Востоке его угнетала, и он добился перевода в Грузию. Там он познакомился со своей будущей женой — княжной Ниной Чавчавадзе, которой, несмотря на предупреждение Якубовича, давал уроки музыки. Параллельно службе он занимался подготовкой чернового варианта своей знаменитой комедии «Горе от ума».
Писатель взял отпуск и отправился в Москву, где показал произведение Ивану Крылову. Тот сразу предостерег молодого коллегу — цензоры подобную социальную сатиру не пропустят. И был прав — власти запретили не только ставить пьесу на сцене, но и печатать, поэтому распространялась она исключительно в рукописных вариантах. Один из них дошел до Александра Пушкина, который на тот момент был в ссылке в Михайловском. Комедия привела русского классика в восторг, и он написал о ней положительный отзыв.
После двухлетней отлучки Грибоедову пришлось вернуться в Грузию. Там его застали известия о неудачном восстании декабристов, многие из которых были его друзьями. Подозревали власти и самого писателя. Его арестовали, но вынуждены были отпустить из‑за недостатка доказательств. Он продолжил службу — участвовал в составлении плана военных действий в регионе, дипломатических переговорах и подготовке выгодного для России Туркманчайского договора. Именно Грибоедов доставил текст документа в Санкт‑Петербург императору Николаю I, который назначил его полномочным министром в Персии.
Возвращаясь в Тегеран, он задержался в Грузии, где женился на княжне Нине Чавчавадзе, однако семейным счастьем наслаждался всего несколько недель: у Грибоедова впереди была непростая миссия — убедить шаха выполнить взятые на себя по договору обязательства.
Переговоры шли тяжело. Тегерану пришлось идти на сильные уступки. И это вызывало раздражение в персидском обществе. Проблемы возникли не только с выплатой контрибуций, но с возвращением на территорию России пленников, ранее захваченных персидскими войсками на Кавказе, среди которых были армяне и грузины.
Одним из тех, кто пожелал покинуть Персию, оказался евнух шахского гарема армянин Мирза Якуб, по совместительству занимавший должность придворного казначея. Его выезд мог повлечь для Тегерана неприятные последствия — Мирза Якуб располагал стратегически важной информацией о казне Персии, а также чрезвычайно много знал о личной жизни шаха и его семьи. Персидские власти попытались надавить на Грибоедова с тем, чтобы он выдал казначея шаху, но посол отказался. Тогда Мирзу Якуба обвинили в том, что он не вернул деньги, взятые им в казне. Однако Грибоедов добился беспристрастного рассмотрения дела, по итогам которого стало ясно, что Мирза Якуб брал средства исключительно на государственные нужды и мог это подтвердить. Для шаха это стало пощечиной.
Еще сильнее обострилась ситуация после того, как к Грибоедову за помощью обратилась грузинка из гарема родственника шаха Аллахяр-хан Каджара. Бегство шахского евнуха и уход женщины из гарема влиятельного перса вызвали негодование среди местных радикалов, которое усердно подогревалось главным соперником России в Персии — Англией.
11 февраля 1829 года к российской миссии двинулась толпа фанатиков. Друзья предупредили Грибоедова, что посольство будет атаковано толпой, однако он заявил, что местные жители не посмеют покуситься на дипломатическое представительство, и отказался бежать. Посольство штурмовали дважды. Ворвавшись в миссию в первый раз, погромщики закололи Мирзу Якуба и захватили бежавшую женщину. После этого толпа ненадолго отхлынула, чтобы атаковать уже российских дипломатов. По свидетельствам очевидцев, Грибоедов лично вместе с казаками защищал посольство с оружием в руках. По одной из версий, он погиб прямо у входа в миссию, по другой — посол отстреливался из своего кабинета, и погромщики смогли убить его, лишь проломив предварительно крышу.
После атаки выжил только секретарь посольства Иван Мальцов. Позднее он рассказал, что спрятался, завернувшись в ковер. Однако данная версия спасения секретаря выглядит крайне неправдоподобно, так как миссия подверглась тотальному разграблению, в результате из здания было вынесено все, что представляло хоть какую-то ценность, в том числе и ковры.
С именем Мальцова, кстати, связана «альтернативная» версия произошедшего в Тегеране. После резни он подтвердил слова некоторых персидских вельмож о том, что Грибоедов якобы сам спровоцировал нападение. По его словам, посол вызывающе вел себя на переговорах, а армяне и грузины из числа сотрудников миссии постоянно оскорбляли персов, насмехались над их обычаями и буквально силой заставляли возвращаться в Россию угнанных с Кавказа пленниц, ставших женами и наложницами местных богачей.
Однако данная версия была опровергнута родственниками одного из погибших — коллежского асессора Соломона Меликова, приходившегося племянником главному евнуху шаха Манучехр-хану. Они утверждали, что слухи о российских дипломатах распускали персидские сановники, а шах сам заявил Аллахяр-хану, что не прочь проучить Грибоедова, и это было преподнесено толпе как одобрение расправы.
Что же касается Ивана Мальцова, то он, по версии исследователя Берже, бежал из посольства, воспользовавшись дружеским расположением жившего рядом вельможи, и спрятался в его доме, даже не пытаясь спасти соотечественников. Уже поэтому Мальцову необходимо было отвлечь от себя внимание и максимально переложить вину на тех, кто уже не смог бы оправдаться, — то есть на погибших. Кроме того, к единственному выжившему дипломату с теплом отнеслась персидская верхушка. В то же самое время российские власти на Кавказе были заинтересованы в том, чтобы замять тегеранскую историю, так как России, оказавшейся в состоянии очередной войны с Турцией, конфликт с Персией был не нужен. Поэтому версия Мальцова в итоге устроила всех.
Персидские вельможи обсуждали возможность спрятать тела Грибоедова и его сослуживцев, а затем передать в Россию, что дипломаты сбежали и пропали без вести. Но затем посчитали это неразумным. Чтобы уладить конфликт шах отправил в Россию своего внука Хозрев-Мирзу, которому было также поручено договориться с Николаем I о снижении суммы контрибуций. Чтобы смягчить императора, персы передали ему богатые подарки, среди которых был и легендарный алмаз «Шах». Царь обе просьбы персидских властей удовлетворил — уменьшил объем контрибуций и согласился «предать забвению» тегеранский инцидент. Жене и матери Грибоедова было назначено пожизненное содержание.
Когда тело Грибоедова прибыло в Тифлис, выполняя волю покойного, Нина распорядилась предать его земле близ церкви св. Давида (ныне там находится пантеон Мтацминда). По ее распоряжению над могилой Грибоедова был установлен надгробный памятник с надписью: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?»
Елим Демидов - дипломат из рода Демидовых
Елим (Элим) Павлович Демидов (25 июля [6 августа] 1868, Вена — 29 марта 1943, Афины) — российский дипломат из рода Демидовых, князь Сан-Донато, действительный статский советник. Старший сын Павла Павловича Демидова и княжны Марии Мещерской.
Редкое имя получил в честь деда, князя Элима Мещерского. В 1890 г. окончил Императорский Александровский лицей, 18 мая этого же года поступил на службу в Министерстве иностранных дел. В 1891 г. был удостоен придворного звания камер-юнкера. В декабре 1891 г. ему было разрешено пользоваться пожалованным итальянским королем его отцу титулом князя Сан-Донато, но лишь в пределах Итальянского королевства.
В 1894 г. был назначен в посольство в Лондоне сверх штата, а в 1897 — вторым секретарем посольства в чине надворного советника.
До недавнего времени подробности его карьеры в МИДе были малоизвестны. Лишь несколько лет назад в архивах бывшего главы Главного управления Генерального штаба Александра Захарьевича Мышлаевского были найдены сведения о том, что «г-н Демидов, князь Сан-Донато, помимо своих прямых обязанностей, выполнял поручения Главного управления Генерального штаба Е. И. В. секретного характера».
В 1901 г. был пожалован придворным званием «в должности егермейстера». В 1902 г. получил назначение на должность первого секретаря посольства в Мадриде, а в 1903 г. — первого секретаря посольства в Копенгагене. С 1905 по 1908 гг. был первым секретарем посольства в Вене. В 1911 г. получил назначение на должность советника посольства в Париже, а с 1912 по 1917 гг. являлся чрезвычайным посланником и полномочным министром в Греции «при его величестве короле эллинов». 14 апреля 1913 г. был произведен в действительные статские советники. В этом же году получил наследство от троюродного дяди Ю.С. Нечаева-Мальцова.
Огромной страстью Елима были шахматы. Он активно поддерживал шахматное движение в России, продвигая талантливых российских мастеров на мировой уровень. Выдвижение знаменитого Александра Алехина, будущего чемпиона мира – во многом заслуга Елима Демидова.
После февральских событий 1917 г. в Россию не вернулся. В 1920 г. представлял правительство генерала Врангеля. Был почетным атташе Югославии в Греции. Способствовал браку своего племянника Павла Югославского с Ольгой Греческой.
Скончался Елим Демидов в 1943 г. в Афинах и был там же похоронен в приходе Троицкой посольской церкви.
Его супруга, графиня Софья Воронцова-Дашкова, занималась поддержкой российских эмигрантов в Греции, тратя последние средства (собственные и остатки демидовского наследства) на помощь нуждающимся. Детей у Воронцовой-Дашковой и Елима Демидова не было.

Тайная миссия Ораса Верне
В том, что художники — натуры тонкие и творческие, никто не сомневается. Но иногда они обладают и другими достоинствами. К примеру, выдающимися дипломатическими качествами. Так, Питер Пауль Рубенс прославился не только как гениальный живописец, но и как непревзойденный дипломат, выполнявший важные миссии в годы Тридцатилетней войны. «Рубенсом XIX века» называют известного художника-баталиста Ораса Верне. Он был любим в России и по приглашению императора Николая I работал в нашей стране. А король Луи-Филипп поручил художнику негласную дипломатическую миссию: попытаться нормализовать непростые франко-русские отношения.
Дело в том, что император Николай Павлович крайне негативно относился к французской Июльской революции 1830 года, которая привела к власти короля Луи-Филиппа Орлеанского. Русский самодержец считал его «узурпатором трона» и никогда не называл «государь, брат мой», как того требовал монарший этикет. Понятно, что контакты между странами были ограниченны; Николай I не любил, чтобы его подданные посещали Францию, особенно Париж. Да и иностранцам было не так просто попасть в Россию: говоря словами шефа Третьего отделения генерала Александра Христофоровича Бенкендорфа, император опасался «тлетворного влияния Запада». Однако при всем своем негативном отношении к «фальшивой» Июльской монархии к самой Франции, ее истории и культуре государь относился с большим уважением. Кроме того, для него было важно мнение Европы, он хотел прослыть меценатом и покровителем искусств. Кстати, он неплохо разбирался в искусстве и покровительствовал талантам, не смешивая политику и культуру или, скорее, используя искусство в целях прославления России. Поэтому в царствование Николая Павловича в нашей стране трудилось немало французских ученых, живописцев и архитекторов.
По приглашению императора Эмиль-Жан-Орас Верне (1789–1863), главный батальный живописец короля Луи-Филиппа Орлеанского и одновременно убежденный бонапартист, дважды побывал в России — в 1836-м и в 1842–1843 годах.
Имя художественной династии Верне было давно известно в России. Дед художника, пейзажист Жозеф Верне, был одним из любимых живописцев русской аристократии, его работы коллекционировали Екатерина II, Павел I и Александр I. Французским биографом художника была подмечена любопытная деталь: коренной парижанин, родившийся в апартаментах деда-художника в Лувре, Орас Верне видел либо российские степи и заснеженные равнины, либо бескрайние африканские пустыни. Его привлекали контрасты, а в его сердце царили Россия и Африка. Алжир стал главным колониальным завоеванием Луи-Филиппа, и Верне написал много батальных картин, посвященных пребыванию французов в Северной Африке.
А еще художник прославился своими картинами для Галереи Славы Версальского музея. После Революции конца XVIII века Версаль был заброшен, но Луи-Филипп, придя к власти, захотел превратить его в национальный музей Франции и в 1837 году устроил там Галерею Славы, воспевающую все главные битвы французской истории.
В Парижском салоне 1836 года Верне выставил четыре свои работы, для которых уже было заготовлено место в Галерее Славы. Казалось, перед художником открывались блестящие перспективы: он мог стать главным баталистом короля, тем более в условиях набиравшего обороты культа Наполеона I. Но Верне неожиданно уезжает в Россию. По общепринятой версии, художник разошелся во взглядах с Луи-Филиппом: он не согласился с трактовкой королем сюжета картины «Осада Валансьена». Живописец отказался изобразить Людовика XIV во главе штурмовой колонны, так как посчитал недопустимым искажать историю: ведь «король-солнце» не принимал участия в осаде. Когда один из придворных заметил: «Король вам за это платит, делайте то, что хочет король», Верне якобы ответил: «Мне не платят за ложь».
Но все же визит Верне в Россию вряд ли был спонтанным: Николай Павлович уже давно выражал желание видеть художника в Петербурге. При посредничестве русского дипломата, миллионера и мецената Анатоля Демидова летом 1836 года Орас Верне оказался в Петербурге, где его ожидал блестящий прием.
Император и петербургская знать завалили художника заказами. Батального живописца Николай I награждал соответственно: при посещении им Царскосельского арсенала 17 июля 1836 года царь подарил художнику «четыре предмета оружия». За работу «Инвалид, подающий прошение Наполеону на параде гвардии перед дворцом Тюильри в Париже» император наградил Верне орденом Святого Станислава 2-й степени со звездой.
Верне сопровождал Николая I во время его поездки в Москву, но пробыл там всего несколько дней. В конце лета он был вынужден вернуться на родину, где умирал его отец.
Уже в ноябре 1836 года художник получил письмо от одного из своих петербургских знакомых: «Возвращайтесь! Отовсюду я слышу только один вопрос: «Вернется ли Верне?» Однако визит в Россию пришлось отложить: в 1837 году художник устремился в Северную Африку, где французские войска взяли алжирский город Константину. Луи-Филипп поручил Верне к 1 января 1842 года написать несколько эпизодов из истории взятия Константины для Версальского музея. Едва закончив работы, 1 июня того же года художник сел на корабль в Гавре и через десять дней прибыл в Петербург. Так начался его второй визит в Россию.
Однако, едва прибыв в Петербург, Верне был вынужден покинуть Россию: 13 июля 1842 года, в тот самый день, когда живописец присутствовал на императорском празднике в Петергофе, в Париже произошла трагедия. В результате дорожного инцидента погиб старший сын короля, наследник престола герцог Фердинанд-Филипп Орлеанский. Верне решил незамедлительно ехать во Францию.
Именно во время встречи с королем, которая состоялась 9 августа, Луи-Филипп, по словам Верне, решил поручить ему неофициальную дипломатическую миссию в России. Вероятно, для того, чтобы найти подход к российскому государю, нужен был «посол» несколько иного рода, нежели кадровый дипломат. Тем более что после дипломатического инцидента 1841 года (из-за Восточного вопроса отношения России и Франции обострились. В 1841 году посол России во Франции граф П.П. Пален, не поздравив короля с Новым годом, покинул Париж. В ответ поверенный в делах Франции в России Казимир Перье получил приказ не поздравлять императора Николая I. — Прим. ред.) интересы двух стран представляли поверенные в делах.
К тому же Луи-Филипп прекрасно знал о трепетном отношении Николая I ко всему связанному с военной славой и о том, как он уважал память императора Наполеона I. Поэтому кандидатура художника-баталиста Ораса Верне, командора ордена Почетного легиона, вполне подходила для восстановления контактов с русским двором. Вскоре после встречи с королем Верне покинул Париж и уже 20 августа находился в Копенгагене — на пути в российскую столицу, куда прибыл, вероятно, в начале сентября.
О пребывании художника в Петербурге нам известно из его писем жене Луизе. Это не интимная семейная переписка, а настоящая хроника событий, глубокий и внимательный анализ различных аспектов жизни не только петербургского, но и в целом российского общества. Вероятно, эти письма были адресованы не только и не столько супруге, сколько королю Луи-Филиппу или, по крайней мере, его ближайшему окружению. А с учетом того, что переписка подвергалась перлюстрации российскими властями (Верне прекрасно знал об этом), можно предположить, что еще одним адресатом писем являлся сам Николай I: таким образом художник мог донести до государя позицию французского правительства.
По прибытии Верне сразу был принят Николаем Павловичем, о чем поспешил сообщить жене: «Я видел императора, принявшего меня с неизменной сердечностью». Верне была оказана огромная честь: живописцу было предложено сопровождать императора в путешествии по России с его ближайшим окружением — графом Алексеем Федоровичем Орловым и генерал-адъютантом Владимиром Федоровичем Адлербергом. Накануне поездки Верне писал жене: «Предстоящее путешествие весьма для меня интересно. Шесть недель я буду неотступно, буквально каждую минуту, при Великом Человеке, и, конечно, не обойдется без частых и продолжительных разговоров о взаимном сближении, которого мы все желаем. Я в это верю, потому что общественное мнение к этому вполне готово, и каждый желает видеть Францию, сблизившуюся с Россией. Надо только убедить императора в том, что его дальнейшее сопротивление будет воспринято всем светом как упрямство. Слова короля, которые я остерегусь передавать сразу, вселяют в меня надежду на успех».
При этом Верне подчеркивал, что Европа имела весьма смутные представления о России и ее императоре: «…Еще раз повторю свое давнее убеждение: Европа глубоко заблуждается относительно характера Его Величества <…> Как я уже писал, мне довелось увидеть здесь удивительные вещи, о которых во Франции не имеют ни малейшего представления».
Помня, что его письма подвергаются перлюстрации, Верне не переставал восхищаться Николаем Павловичем. Он писал жене: «Сам император, как всегда, являет собой образец совершенной красоты. Что я сделал для него? Пока еще совсем ничего, а он тем не менее обходится со мной так, словно сам обязан мне, да еще и почитает меня равным среди всех окружающих его персон! <…> я испытываю к нему чувство почтительного восхищения».
Правда, в письмах Верне присутствовали не только восторги: «Я отдаю ему справедливость — это человек необыкновенный, но все-таки еще далекий от совершенства. Он обладает всем, чтобы завоевать сердца людей независимых; но, когда у него есть хоть наималейшая власть, жестокость его такова, какой я не встречал ни у одного человека». Но, подчеркивал художник, «для поддержания всеобщего повиновения он и не может вести себя иначе». Верне связывал это обстоятельство с особенностями русского характера: «Русские во всех слоях общества настолько склонны к беспечности, что их можно сдерживать только страхом. Если русский не дрожит от страха — это самый никчемный человек в свете».
При этом беспечность у русских, по мнению Верне, сочеталась с высшей степенью терпеливости. Как-то художник присутствовал на больших маневрах: «…невозможно представить страдания несчастных солдат. На другой день лес был буквально устлан этими бедолагами, валявшимися прямо в грязи, без сил хотя бы пошевелить рукой или ногой. Даже офицеры, почти все пораженные дизентерией, являли собой удручающе безропотное повиновение. Ни единой жалобы!»
Что касается развития России, то Верне отмечал большие перемены, осуществлявшиеся в стране под эгидой императора: «…у меня нет никакого сомнения в том, что создаваемые правительством учреждения, несмотря ни на что, способствуют прогрессу». Причем, по его словам, «все, что делается без участия общественного мнения, а лишь по воле одного человека, прекрасно организовано. Армия, школы, больницы приведены в образцовый порядок, и в них даже видна некоторая роскошь».
Хотя, отмечал художник, такой порядок наблюдался далеко не везде. В одном из писем он сообщал, что если «во Франции все зависит от совокупности желаний всех, то здесь все направлено на исполнение воли одного человека, и невозможно, чтобы было как-то иначе, ведь Россия — это, так сказать, постепенно рассеивающийся хаос».
Как и многие его соотечественники, Верне подчеркивал военизированный характер преобразований: «Здесь свобода вводится через армию. Каждый солдат становится свободным человеком, а его дети получают образование и достигают унтер-офицерских чинов…» При этом военная мощь России его пугала: «Этой громадной армии когда-нибудь понадобятся враги, и чем больше завоеваний она сделает, тем больший страх будет вызывать Россия у других стран».
И, что особенно важно, Верне полагал, что преобразования — сплошные «потемкинские деревни». Это словосочетание прочно засело в сознании французов, хотя современные историки считают, что «потемкинских деревень» на самом деле как раз и не было, это был миф, сформированный иностранцами. Посетив «заведения для ремесленников, лесников и т.п.», художник пришел к выводу: «…и здесь одна пустая видимость: огромные здания, множество начальства, палочная дисциплина. Результаты на первый взгляд недурны, но, по сути дела, ничего для людей, и все заранее съедается коронными привилегиями».
Между тем приближалась зима. Неофициальная дипломатическая миссия Верне не задалась, да и сам он не видел перспектив для сближения между двумя странами. Более того, посетив французское посольство, он стал свидетелем антирусских настроений, о чем сообщал жене 29 октября 1842 года: «Вчера обедал в посольстве в весьма узком кругу; там радуются статьям против России в Journal des Débats…» Император, по словам художника, также не проявлял никаких намерений к сближению: «…Судя по тому, что здесь делается согласно высшей воле, наш добрый король пошутил со мной, поручив передать (Николаю I. — Прим. авт.) прекрасные слова».
Художник жаловался жене: «Иногда мне хочется взять ноги в руки, ведь в конце концов то, чем я здесь занимаюсь, можно делать и в Париже; но оставить так внезапно императора, который так добр ко мне, было бы почти неблагодарностью». Поэтому зиму он решил провести в Петербурге. Возможно, именно дипломатические поручения Луи-Филиппа вынудили Верне остаться в России. Не менее весомой причиной была щедрость Николая I и придворного окружения, а также вероятность получения новых заказов. Действительно, император и петербургская знать завалили живописца заказами. Верне писал для Николая батальные картины, дворцовые и гвардейские сцены, делал эскизы трех коронаций — императоров Павла I, Александра I и Николая I.
Из прелестей русской зимы Верне понравились лишь сани, а общее впечатление было таковым: «Черт бы побрал этот север и этих мужиков! <…> У меня только одно желание — вернуться домой».
Однако настал февраль, световой день увеличился, и художник мог много работать. 6 февраля 1843 года он писал супруге: «Милый друг, наконец-то я снова счастлив — уже можно писать по шесть часов! Приятно смотреть даже на испачканные краской руки, это ведь не грязь». А дальше в тексте содержатся слова, выражающие то ли сознательное отношение к русским, то ли провокацию или трансляцию стереотипов: «Но все-таки я не решаюсь ездить в свет, не помывшись; медведи еще не настолько цивилизованы, чтобы с уважением относиться к неопрятности работника».
Наступила весна, а вслед за ней и знаменитые петербургские белые ночи, но и они не пришлись по душе художнику: теперь он не мог спать.
Как уже было сказано, Верне отказался пойти на компромисс с собственной совестью при создании работы «Осада Валансьена». Художник проявил независимость и в отношениях со своим новым щедрым покровителем, когда Николай I предложил ему написать картину на сюжет взятия Варшавы. А мы знаем, какой интерес и симпатию французы демонстрировали тогда к полякам и сколько проблем поляки доставляли Николаю.
Речь шла о взятии варшавского предместья Воля во время подавления восстания в 1831 году. Штурм продолжался два дня и стоил русским 539 офицеров и 10 тысяч солдат, выбывших из строя. Поляки потеряли убитыми и ранеными до 7800 человек, 3 тысячи были взяты в плен. Верне ответил императору так: «Почему бы и нет, Ваше Величество, — разве я не батальный художник? К тому же мне приходилось изображать мучеников, а совсем недавно и страдания самого Христа среди его палачей».
Однако работать над картиной он начал только в 1847 году, а в Петербург она была отправлена в июле 1849 года. Картина была размещена в одной из комнат Зимнего дворца рядом с Александровским залом, а в 1854 году украсила Фельдмаршальский зал. Ораса Верне император удостоил личным письмом: «…вы остаетесь на стороне побежденных. В сей великолепной композиции русские показаны победителями, но главная и прекрасная роль отдана полякам, они изображены героями и мучениками. Однако я не в обиде и надеюсь в скором времени снова видеть вас в России, где вы всегда будете первым моим живописцем». Более того, за эту картину Николай наградил художника орденом Святого Владимира 3-й степени. Сегодня картина находится в Государственном Эрмитаже, но, к сожалению, посетители не могут ее видеть, поскольку с 1917 года полотно хранится закатанным на вал.
В свой второй приезд Верне получил и другие награды: за картину «Царскосельская карусель», хранящуюся ныне в Государственном музее-заповеднике «Царское Село», он удостоился алмазных знаков ордена Святой Анны 2-й степени, а также получил множество подарков, в том числе рысака с санями и яшмовую чашу.
Однако, несмотря на щедрые подарки и милость императора, Верне уезжал из России с облегчением. 20 мая он писал Луизе: «О! Как жаль, что я не медведь! Эти существа знают свою страну и как в ней приспособиться: спят по полгода и сосут лапу, а живут только в остальные шесть месяцев. Но мы-то люди, и что нам здесь делать? Нет, нет и тысячу раз нет — никакой цивилизации никогда не будет в этом гнусном месте. Самое большее, она может некоторое время прикидываться, будто существует здесь». Характерно, что лошадей он решил везти в Париж. Взял с собой и кучера, иронично сообщая жене: «…если он надоест нам, мы его съедим…»
Последнее письмо Верне из Петербурга помечено 23 июня. Вероятно, в течение месяца после этого он покинул российскую столицу. С Николаем I он встретился еще раз в Лондоне, в 1844 году, во время неофициального визита государя к королеве Виктории.
И еще один раз Верне оказался в России. С июня по август 1854 года художник был с французской армией в Варне, а затем направился в Крым, чтобы присутствовать при осаде Севастополя. Решающего штурма он не дождался: 63-летнему художнику было тяжело переносить тяготы полевой жизни. Однако этим сюжетам он посвятил несколько полотен.
…Верне-художник оставил Николаю I целую галерею картин, воплощавших апофеоз императорской России. Можно сказать, что за время пребывания в России он создал настоящий «двойной портрет» императора Николая и двора. Первый — это портрет живописный; второй — субъективный политический образ государя, его окружения, а также в целом России, зафиксированный в письмах художника.
Выполнил ли свою неофициальную миссию Верне-дипломат? Вероятно, нет, ведь даже поговорить с императором «о деле» художнику так и не довелось. Кроме того, на Николая I трудно было оказывать влияние, все решения он всегда принимал единолично. Другое дело, что с середины 1840-х годов прежняя нетерпимость к Июльской монархии и Луи-Филиппу у Николая Павловича в определенной мере ослабла. Однако вряд ли в этом была заслуга художника. Но именно Орас Верне, на мой взгляд, создал лучший портрет императора Николая I, хранящийся ныне в Государственном Эрмитаже.
Источник: Таньшина Н.П. Орас Верне: художник-дипломат в диалоге между Россией Николая I и Францией Луи-Филиппа / Н.П. Таньшина // Запад, Восток и Россия: Вопросы всеобщей истории. — 2017. — Вып. 19 : Исторический опыт межкультурного диалога. — С. 181-190.
Федор Тютчев. Дипломат с душой поэта
Федор Тютчев появился на свет в родовом имении, в селе Овстуг Орловской губернии Брянского уезда. Род Тютчевых уходит корнями в далекое прошлое: «В Никоновской летописи упоминается «хитрый муж» Захар Тутчев, которого Дмитрий Донской, пред началом Куликовского побоища, посылал к Мамаю со множеством золота и двумя переводчиками для собрания нужных сведений, – что «хитрый муж» и исполнил очень удачно». Возможно, дипломатические способности Тютчева восходят именно к этому «Тутчеву».
По окончании университета Тютчев был направлен на службу в Государственную коллегию иностранных дел. Вскоре он оказывается в Германии. Как пишет Аксаков, «…его родственник, знаменитый герой Кульмской битвы, потерявший руку на поле сражения, граф А.И. Остерман-Толстой посадил его с собой в карету и увез за границу, где и пристроил сверхштатным чиновником к Русской миссии в Мюнхене. Это был самый решительный шаг в жизни Тютчева, определивший всю его дальнейшую жизнь.
Поэзия, которой Тютчев увлекался с детства, на время отступила на второй план, но оставалась его отдушиной. Федор Иванович, носивший так много чувств в своей душе, продолжал последовательно выстраивать свою дипломатическую карьеру.
В первой половине XIX века в Европе активизировалась враждебная пропаганда против России. Негативные проявления вызвали большую озабоченность у императора Николая I, и в 1832 году при Третьем отделении императорской канцелярии была создана Служба политической разведки. Возглавил эту службу А.А. Сагтынский, он сформировал в Европе специальную сеть из агентов-литераторов, которые, кроме разведки, занимались и контрпропагандой. Эти агенты-литераторы печатались в европейских газетах с благоприятными отзывами о России и политике Николая I.
В Швейцарии, Англии, Франции, Бельгии, Австрии появились опорные пункты русской политической разведки, которые координировал надворный советник, барон К.Ф. Швейцер, по совместительству литератор и журналист. Его задачей было наладить выпуск грамотных газетных статей для противодействия нелепостям, печатающимся за границей о России, и естественно, противодействовать революционному духу.
Большую роль сыграл в этом и Федор Тютчев, который издал в Мюнхене брошюру о взаимоотношениях России и Германии, где он в резкой форме осудил Германию за то, что Россия, освободившая Европу от Наполеона, постоянно подвергается нападкам в европейской печати. Очень показательна беседа Тютчева с русским генералом и шефом жандармерии Александром Бенкендорфом, в которой поэту поручалось самостоятельно формировать положительный образ России в Европе. Бенкендорф считал Тютчева самым эффективным контрпропагандистом. Федор Тютчев в одной из своих работ писал: «Истинный защитник России – это история, ею в течение трех столетий неустанно разрешаются в пользу России все испытания, которым подвергает она свою таинственную судьбу».
Тютчев считал, что в отношениях с западными державами должна проводиться политика разъединения, а не союзничества. Только когда эти страны разъединены, они перестают быть нам враждебны – по бессилию. И это суровая истина.
Человек, десятилетиями живший в Западной Европе и всегда находившийся в курсе всех наиболее существенных новостей ее политической и интеллектуальной жизни, он раньше других ухитрился распознать лицемерие Запада и присущее ему наличие двойных стандартов. В 1845 году в докладной записке, адресованной Николаю I, Тютчев сказал, что Запад смотрит на Россию «сквозь призму ненависти, помноженной на невежество».
В то время как заграница была закрыта для большинства россиян, исколесивший всю Европу Тютчев-дипломат охотно пользовался комфортом и различными материальными благами, которые несла с собой европейская цивилизация. Находившийся на ее пике Тютчев не мыслил свою жизнь без каждодневного чтения европейских газет и журналов, но раньше других современников осознал необходимость ведения наступательной информационной войны, направленной против Запада.
«До сего дня, признаем это, в тех редких случаях, когда мы поднимали голос, дабы отразить его (Запада) нападения, мы за крайне редкими исключениями избирали тон, весьма мало нам подобающий. Мы слишком походили на школяров, пытающихся неуклюжими восхвалениями умилостивить прогневавшегося наставника. …Если Запад враждебен к нам, если он глядит на нас недобро, причина заключается в том, что, признавая и даже преувеличивая, быть может, нашу материальную силу, он чаще всего, как ни абсурдно это звучит, сомневается в том, что могущество наше одушевлено собственной нравственной жизнью, собственной жизнью исторической. Между тем человек, в особенности же человек нашего времени, так создан, что он смиряется с физической мощью лишь тогда, когда различает за нею могущество нравственное… И при этом находятся люди, которые всерьез задаются вопросом, где патенты этой Империи на благородство, каково ее законное место в мире!.. Неужели нынешнее поколение так заплуталось в тени горы, что не умеет различить ее вершину?»
В ночь на 23 января 1863 года в Царстве Польском, входившем в то время в состав Российской империи, вспыхнуло восстание. Одновременно в нескольких десятках пунктов Царства повстанцы неожиданно напали на военные гарнизоны и попытались их уничтожить. Общественное мнение Западной Европы сочувствовало полякам. Летом 1863 года Франция, Австрия и Англия направили в Петербург ноты с требованием созвать конференцию для решения польского вопроса, что было прямым вмешательством во внутренние дела России. Федор Иванович испытывал чувство тревоги, вызываемое опасным положением России, которой грозила новая война с коалицией европейских держав.
Среди высших сановников отсутствовало единство по поводу польских дел. Министр внутренних дел Валуев и петербургский генерал-губернатор князь Суворов, внук знаменитого полководца, осуждали жесткие меры. «Что скажет на это Европа?» — вопрошал князь Суворов. Вслед за князем Суворовым этот риторический вопрос задавали российские либералы. Сталкивались противоположные взгляды, стремления, интересы, а объединяющая всех идея отсутствовала. Именно такую идею и пытался предложить Тютчев.